Пригласи друга на ZaBeRa и заработай!

Начать зарабатывать

Русский Роден. Он дружил с Эйнштейном и писал письма Сталину: как скульптор Коненков заставил говорить о себе весь мир?

Сергей Коненков — самая яркая и экстравагантная фигура в истории русской скульптуры. Выходец из деревни, он оказался в центре богемной жизни сначала в Москве, а затем и в Нью-Йорке. Ему подавали руки Федор Шаляпин, Максим Горький и Альберт Эйнштейн. Его работы производили фурор на выставках, о нем говорил весь мир.Новости СМИ2 Правила Коненкову были не писаны. Он возмущал преподавателей-академиков своими произведениями, доказывая, что скульптура может быть свободна от жестких рамок. Он заваливал баррикадами Арбат и называл Сталина братом во Христе. «Лента.ру» в рамках проекта «Жизнь замечательных людей» рассказывает, каким был жизненный путь этого удивительного человека.

Самсон и скандал

Русская академия художеств, Санкт-Петербург, 1902 год. В Малом зале проходит оценка выпускных работ студентов-скульпторов. Профессора, среди которых Илья Репин и Владимир Беклемишев, смотрят на оскорбительно великую глыбу грубо отесанного мускулистого исполина, руки которого привязаны к телу путами, а голова трагично вздернута в небо. Тема конкурсной статуи — «Самсон, разрывающий узы», а перед преподавательским составом — выпускная работа молодого художника Сергея Коненкова. В этой работе нет никакого внимания к деталям, подробностям — только гиперболизация формы, экспрессия, пафос, единичное, но громкое заявление о стремлении к свободе. 

Большинство оценивающих недовольно цокает языками: «Еще одного революционера пригрели». Академия в те времена крайне неохотно шла навстречу новым веяниям искусства. Если в живописи подвижки были — за год до этих событий, к примеру, в залах Академии провели выставку картин журнала модных бунтарей «Мир искусства», — то в скульптуре традиции и каноны соблюдались жесточайше.

Но молодым выпускникам, куда ярче седых преподавателей ощущающим надвигающееся время великих перемен и потрясений, правила казались преградой на пути к истинному признанию. Понимал это и Коненков, сознательно представивший на экзамен работу, которая ничего, кроме скандала, спровоцировать не могла. 

Скульптуру обсуждали несколько дней

Только благодаря заступничеству Репина и Куинджи (говорят, при голосовании преподавателей студента спасло преимущество всего в один голос) Коненкову было решено все же присвоить звание свободного художника. Однако ни о какой заграничной стажировке, на которую молодой выпускник очень рассчитывал, речи быть не могло. А дипломную работу и вовсе постановили уничтожить. 

Для Коненкова все это было ознаменованием успеха.

Фурор, который произвела его работа, стоил любых заграничных стажировок. Репродукцию уничтоженного «Самсона» скандальный антрепренер Сергей Дягилев тут же напечатал в «Мире искусства», а модные критики расхваливали автора за брошенный традициям вызов

Коненков зарекомендовал себя как провокационный и смелый художник-бунтарь. 

Десятилетия спустя Коненков представит публике совершенного нового Самсона и вновь поразит всех. В Пушкинском музее появится иная библейская фигура: путы разорваны, руки победно раскинуты в воздухе. Таких Самсонов Коненков сделал немало — хватило бы на отдельную галерею, и каждый отражает ту или иную стадию его творческого и нравственного пути. Путь этот, впрочем, до сих пор окружает масса тайн, легенд и откровенных противоречий. 

Живописец из деревни 

Официальная биография Коненкова «Мой век», написанная им во времена диктатуры пролетариата в специфичном жанре соцреализма, рисует традиционный путь идеологически верного коммунистического художника. Родился он в 1874 году в крестьянской семье в деревне Верхние Караковичи Смоленской губернии, на берегу Десны. В младенчестве перенес тяжелую болезнь, в детстве, как и все, тяжело работал в поле. 



Первое образование получил в сельской школе, после чего учился в прогимназии в Рославле. Судя по автобиографии, никакой особой страсти к искусству Сергей не испытывал, разве что лепил из глины ворон, которых сажал на изгородь, но очень хотел перебраться в Москву. В гимназии он познакомился со студентами Московского училища живописи, ваяния и зодчества, которые согласились подготовить его к вступительным экзаменам, поэтому Коненков решил учиться на живописца. 

Меня не мучил вопрос, что делать дальше. Ко времени окончания гимназического курса созрело уже опре­деленное желание добраться до Москвы и поступить здесь в Училище живописи, ваяния и зодчества. Обстоятельства жизни способствовали успеху задуманного предприятия

Сергей Коненков

«Мой век»

В училище юному провинциалу одинаково нравились и рисование, и скульптура, но в качестве профильного обучения он выбрал второе. Без особой рефлексии — «почему-то». Учился Коненков усердно, но жил, по его словам, очень бедно — порой приходилось буквально выживать неделями на копейки.

Бурная городская жизнь быстро увлекла Сергея, но внутреннее ядро вышедшего из самых низов крестьянского самородка в сапогах и рубахе он сохранил на долгие годы. 



В начале XX столетия в России это был легкий способ привлечь внимание богемы, поглощенной модой на все крестьянское и народное. Таким путем пришли к славе писатель Максим Горький, певец Федор Шаляпин, поэты Николай Клюев и Сергей Есенин. Такой путь выбрал и Сергей Коненков — правда, годами позже. А пока молодой студент отправился за границу, в захватывающую дух Европу с ее богатейшей и разнообразной архитектурой, картинами, скульптурами и музыкой. Еще через несколько лет, уже в Санкт-Петербурге, во время обучения в Академии художеств, захватит Коненкова и дух протеста. 

Подчиниться петербургской «школе» я не мог. В системе преподавания, которая принуждала учеников следовать за профессорским пониманием античных образцов, было много лжи и фальши, прикрытой внешним пристрастием к антично­сти. Маститые академисты охраняли не дух античности, а только ее «букву». Успехом пользовались ученики, которые больше копировали и комбинировали, чем творили. Но, став рабами мертвящей системы, они были не способны уже проя­вить в полную силу свои творческие возможности

Сергей Коненков

«Мой век»

Переезд Коненкова в Санкт-Петербург совпал с бурными стачками, проис­ходившими в академии. Молодой скульптор тут же втянулся в среду молодых живописцев, стал, как и многие, фанатом Родена, а весной 1901-го впервые вышел на студенческую политическую демонстрацию, которую разогнала полиция.

После скандального «Самсона» и выпуска из академии Коненков перебрался обратно в Москву и принялся работать, пользуясь заслуженной славой смелого художника. И при этом продолжал активно участвовать в протестной жизни: видел рукопашные схватки студентов с жандармерией на Манеже, перекрывал баррикадами Арбат, а в своей мастерской собирал единомышленников, с которыми создал (и возглавил) полноценное бандформирование. 



«В моей студии постоянно собиралась революционно настро­енная молодежь», — вспоминал Коненков в мемуарах. Команда была крайне кинематографичной: тут и студенты, и поэты, и бронзолитейщики, и телеграфисты, и даже паровозный машинист. В группировку, помимо прочих, входила молодая (вдвое младше скульптора) натурщица Татьяна Коняева, ставшая впоследствии первой женой Коненкова. Но брак его с боевой подругой очень быстро распался.

Все мы были вооружены браунингами, кото­рые загодя купили в оружейном магазине Виткова на Сретенском бульваре. Из студии, устроенной на верхнем этаже здания, был ход на чердак. Здесь мы и прятали оружие. Для того чтобы попасть ко мне в студию, можно было пользоваться двумя входами: со стороны парадного — лифтом, а также чер­ным ходом. Мои товарищи обычно заходили с черного хода

Сергей Коненков

«Мой век» 

Во время московского восстания 1905 года Коненков со своей бандой, по его словам, «десять дней держал в своих руках Арбат». Группировка ночевала на чердаке студии, патрулировала улицы, которые с крыш простреливали жандармы, выходила на разведку к восставшим на Пресне. Но, судя по всему, особого внимания полиции бригада так и не привлекла — по крайней мере с окончанием беспорядков никто из окружения Коненкова не имел проблем с законом. Через пару лет скульптор благополучно был принят в члены Союза русских художников, а уже в 1910-м участвовал в конкурсе проектов памятника Александру ll в Санкт-Петербурге. 

К слову, ни одного монумента, который украсил бы историческую площадь Москвы или Санкт-Петербурга, Коненков за всю свою жизнь так и не создал (хотя неоднократно пытался). Его эпатажные, неустоявшиеся структуры, маргинальные сюжеты и необычные решения (в таких, к примеру, работах, как «Нике», «Паганини», «Атеист», «Рабочий-боевик», «Славянин», «Крестьянин») вызывали фурор на выставках, но в городские пространства вписывались плохо, и даже те монументы, что были установлены на площадях, надолго не задерживались. 

Однако на улицах Москвы все же можно найти следы деятельности скульптора, в частности — памятники врачам Александру Вишневскому и Владимиру Снегиреву, а также легендарных атлантов на усадьбе Кузнецовых рядом со станцией метро «Проспект Мира».

Коненков продолжал эпатировать публику. В 1910-х, к примеру, работал над «лесной серией» — скульптурами, которые вытесывал из дерева. В эту серию вошли образы старины, сказок, русского народного искусства и переосмысленного язычества. К этой серии принадлежат такие работы, как «Старенький старичок» (1909 год), «Старичок-полевичок» (1909), «Стрибог» (1910), «Вещая старушка» (1916), «Крылатая» (1913), «Жар-птица» (1915), «Дядя Григорий» (1916) и «Нищая братия» (1918).

Архаика и фольклор были в большой моде, и Коненков шел в ногу со временем. К примеру, его «Вещая старушка» была создана в честь чрезвычайно популярной в то время русской сказительницы Марии Кривополеновой. Мария Дмитриевна, позировавшая ему для скульптуры, была поражена его мастерством:

К мастеру ездила. Ну и мастер! Тела делает. Кругом тела лежат. Взял глины, давай тяпать — да сразу ухо мое, уж вижу, что мое. В час какой-нибудь — и вся я готова тут. Уж и человек хороший! Уж и наговорилась я с ним! Нать ему рукавички связать

«Тела» лежали в мастерской на Красной Пресне, в которую Коненков въехал в 1914 году. В этом доме (до наших дней не сохранившемся) скульптор не только трудился, но и устраивал грандиозные вечеринки для богемы. В его студии появлялись не только другие художники, но и поэты, певцы, танцовщицы. Среди известных имен — Иван Рукавишников, Федор Шаляпин и Айседора Дункан, возлюбленная Сергея Есенина. Последний и вовсе был у Коненкова завсегдатаем — говорят, по вечерам разгоряченный поэт начинал тормошить свое окружение: «Едем на Красную Пресню!»

Скульптор коммунизма

Когда грянула революция, Коненков оказался в первых рядах создателей нового пролетарского искусства — и дезинтеграторов искусства старого. Некоторые биографы пишут, что после 1917-го художник вошел в комиссию по уничтожению памятников имперской России.

На мою долю выпало счастье принимать участие в осуще­ствлении ленинского плана монументальной пропаганды. Я горд этим. (…) Я помню, как рабочие приставляли лестницы, приступая к разрушению массивного истукана-памятника Александру II в Кремле. За­тем таким же образом развалили и увезли памятник Алек­сандру III у храма Христа Спасителя

Сергей Коненков

«Мой век» 

В революционный год скульптор организовал выставку для пролетариев — с целью «познакомиться с народом, показать ему все, что создал за последние годы». Приглашения были разосланы на фабрики. Народ повалил валом. «Идет новый зритель — взволнован­ный, интересующийся. Рассматривают, высказывают свои суждения, спрашивают. Казалось, вся фабричная Пресня по­бывала у меня в мастерской», — вспоминал мастер.

В 1918-м пролетарский вождь Владимир Ленин выдвинул план монументальной пропаганды, предполагавшей массовую застройку площадей и скверов Советского Союза памятниками героям нового времени. В результате лояльные режиму скульпторы оказались завалены госзаказами на городские монументы. Среди них был и Коненков, создавший, помимо прочего, мемориальную доску жертвам революции и памятник Степану Разину. Этот многофигурный исполненный из дерева монумент поставили на Лобном месте в Москве, но вскоре убрали.

Впрочем, в роли большевистского скульптора Сергей пробыл недолго. В 1923 году, выехав на выставку в Соединенные Штаты, он, совершенно не знавший английского языка, возвращаться на родину отказался. Точнее, как он впоследствии описывал в своих мемуарах, не отказался, а просто не успел вовремя оформить нужные бумаги.

Срок пребывания в Америке истекал, а работы — непоча­тый край. (…) Загруженный огромным количеством заказов, я не придал значения тому, что соответствующие бумаги слишком медленно продвигались по дипломатическим каналам, а потом и вовсе перестал ими интересоваться. Дорогой ценой заплатил я за свое несерьезное отношение к своевременному возвращению на родину

Сергей Коненков

«Мой век» 

«Дорогой брат Иосиф Сталин»

«Шли дни, недели, а затем и годы... Американцы продол­жали заваливать меня заказами», — писал Коненков. Возвращение произойдет лишь через 22 года. На целых два десятилетия Коненков и его вторая жена Маргарита (с ней он обручился за год до эмиграции) остались в Нью-Йорке. Коненков разъезжал по миру с выставками и создавал скульптурные портреты известных личностей, в том числе Альберта Эйнштейна, Максима Горького и Шаляпина.

Вторая жена Коненкова, должно быть, самый таинственный персонаж в биографии скульптора. В эмиграции она была не просто его музой, но и незаменимой помощницей: образованная, интеллигентная, всегда одетая со вкусом, она помогла ему влиться в высший свет Америки, обеспечивала ему выставки и дорогие заказы, выполняла функции переводчицы (сам Коненков по-английски не мог связать двух слов) и даже, говорят, развлекала его именитых моделей во время сеансов.

Вскоре весь Нью-Йорк знал о странном русском скульпторе, который расхаживал по Бродвею в косоворотке и с котом Рамзесом на плече в сопровождении молодой супруги. Его новая мастерская быстро превратилась в столь же популярное место для богемных вечеринок, что и студия на Красной Пресне.



В отличие от многих белоэмигрантов, Коненков открыто против советской власти не выступал. Но вдали от родины он занимался тем, чем в Советском Союзе определенно не смог бы: духовными практиками, изучением Библии и созданием космогонических эскизов. Священное Писание художник трактовал весьма нестандартно — это, в частности, известно по тому, что о своих духовных исследованиях в 1930-х Коненков сообщал в письмах руководству СССР. «Вы, большевики, будучи, так сказать, атеистами, выполняете Божие дело, которое есть мир и братство», — обращался Коненков в письме, адресованном лично Сталину.

В новом вожде красной страны Иосифе Сталине скульптор сумел разглядеть Навуходоносора (и находил упоминания о нем в книге пророка Исайи), большевиков считал божьей армией, а мировую революцию называл неизбежным Армагеддоном, за которым наступит коммунистическое будущее. К Сталину Коненков обращался как к «брату во Христе», слал ему эскизы космогоний и даже занимался предсказаниями для коммунистического руководства.

Мы ответим советскому правительству на каждый поставленный нам вопрос. Мы покажем карту-картину год за годом наступающих событий и подтвердим то Библией, здравым смыслом и очевидностью исполнявшихся событий, исполняющихся и предстоящих исполниться, и то с точностию года и месяца

«Сергей Коненков. Письма в СССР»

Гуд-бай, Америка

После победы Красной армии над нацистами Коненков однозначно решил возвращаться в СССР. С собой он пожелал взять всех своих единомышленников, с которыми, по-видимому, тесно исследовал волновавшие его религиозные темы.

Я обращаюсь к Сталину и Молотову за разрешением возвратиться в Москву. Со мной одинаково мыслящих душ двадцать, рабочие различных профессий, поляки из Польши и Карпатской Руси, прибывшие в Америку задолго до революции. Ни к какой религии из существующих на земле или секте мы не принадлежим и учения своего не распространяем. Мы лишь исследователи Библии в нашем маленьком собрании

Сергей Коненков

из письма в СССР

В качестве подготовки к возвращению скульптором были вылеплены по газетным и журнальным фотографиям бюсты маршалов Георгия Жукова, Константина Рокоссовского и Родиона Малиновского, а сам он принялся штурмовать советское консульство в Нью-Йорке с просьбами вернуть его на родину. Большевики согласились вернуть скульптора — правда, без его обширной группы поддержки, зато со всеми произведениями искусства, которые он успел создать в эмиграции.

Ходят (мало, впрочем, доказуемые) слухи, будто Коненкову удалось избежать репрессий и возмездия за эмиграцию от советской власти благодаря тому, что его жена Маргарита Ивановна была тайным агентом НКВД. Якобы благодаря знакомству Коненкова с Альбертом Эйнштейном она сумела завязать с физиком продлившийся десять лет роман и так вышла на самого Роберта Оппенгеймера, создателя атомной бомбы.

Роман Коненковой с Эйнштейном (на тот момент уже овдовевшим) подтверждают, в частности, любовные письма, которые прославленный ученый отправлял Маргарите в середине 1940-х. В них он делился с любовницей как бытовыми деталями своей жизни, так и мыслями о политиках («Я восторгаюсь политическим чутьем Сталина») и даже обсуждавшимися с Оппенгеймером вопросами секретности, связанными с атомным оружием: физик опасался, что эти тайны могут привести к негативным последствиям в международных отношениях и спровоцировать очередную войну.

Знал ли Коненков о романе Маргариты — история умалчивает. Но от Эйнштейна он был в восторге, упоминал в мемуарах его принципиальную, природную честность: «Меня связывали долголетние хорошие отноше­ния с этим мудрым и очень искренним человеком».

«Я вновь ощутил себя молодым»

В конце сентября 1945 года за именитым скульптором, его супругой и всеми его работами в Сиэтл прибыл пароход «Смольный», который доставил Коненкова во Владивосток. Путешествие до Москвы заняло у мастера несколько месяцев — так он «впервые ощутил масштабы родины».

Возвращение домой придало художнику преклонного возраста практически мистическую энергию — он снова почувствовал себя полным сил. «Я вновь ощутил себя молодым, жадным до работы. И мне довелось хорошо поработать, забыв о пенсион­ном своем возрасте», — писал он.

Еще через пару лет Коненков навестил родные Верхние Караковичи и был шокирован увиденным: от села, как и от его родного подворья, не осталось ровным счетом ничего. Кругом лишь окопы, дзоты и разбитые орудия

В новую, послевоенную советскую жизнь Коненков вписался очень органично, превратившись в официального советского скульптора. Власти выделили мастеру квартиру с огромной мастерской недалеко от Московского Кремля. Он путешествовал по всей стране, изучал памятники древнего зодчества, ваял Ленина и Сталина, работал над бюстами различных номенклатурщиков, выпиливал «Девушку с кукурузой», лепил новых «Самсонов» (теперь символично разрывавших путы) и много выставлялся.



В 1954 году, когда Коненкову исполнилось восемьдесят лет, в Москве и Ленинграде прошли грандиозные выставки его работ: более 150 скульптур в мраморе, дереве, бронзе и камне, а также множество рисунков и репродукций. Тогда же Коненкову присвоили звание народного художника РСФСР и наградили орденом Ленина, а в следующем десятилетии он получил звание Героя Социалистического Труда. В его честь при жизни называли улицы городов.

О мистических изысканиях публично Коненков больше не распространялся — теперь он верил в технический прогресс, который должен покорить Вселенную и расшифровать тайную космическую информацию. Немалую роль в этом сыграло его увлечение философскими трактатами Константина Циолковского. Этот симбиоз оккультного и научного выливался и в удивительные скульптуры — к примеру, в многофигурную композицию «Космос», собранную из разнородных элементов и предвосхитившую идеи авангардистских скульпторов.

Сергей Коненков ушел из жизни в 1971 году, не дождавшись ни предсказанного им Армагеддона, ни коммунизма.

…

Искусство Сергея Коненкова прекрасно отражает его образ жизни — независимость, противоречивость, смелость. Бросить вызов устоявшимся порядкам под силу не каждому. Личность Коненкова для такой задачи подходила идеально, ведь сама его жизнь, его убеждения и философия постоянно становились контрапунктом окружающим его устоям и порядкам. Будь Коненков жив сегодня, его, без сомнения, считали бы фриком, но именно такие люди раздвигают границы культуры, прогресса, общества. Он всегда стремился к самовыражению, нарушал границы и правила. Его жизнь была полна страсти и непредсказуемости. Выходец из деревни, он большую часть жизни провел среди богемы. Выполняя императорские заказы, при любой возможности устраивал вокруг себя полную анархию. Оказавшись в обществе капиталистов, не снимал косоворотки. Общаясь с коммунистами, всегда готов был их перекрестить и благословить.

Коненков возмущал академиков своими произведениями, брался за самые необычные материалы для создания нестандартных работ. При этом его любовь к фольклору и природе, увлечение Библией и даже его предсказания говорят о глубоко чувственном восприятии окружающего мира.

Коненков — редкий пример художника, которому удавалось сохранять архаичные мотивы в современных формах. Это и делало его работы уникальными. Этот мастер путешествовал по миру, впитывая эстетику культур всей планеты, создавая невероятные и уникальные произведения искусства.

Творчество Сергея Коненкова доказало, что скульптура может быть свободна от жестких рамок и канонов, и породило целую плеяду отечественных художников, вслед за этим странным человеком создававших невообразимое. В то время как в стране разворачивалась политическая революция, мастер тихо и планомерно творил революцию в искусстве.